Осенний салон

Экспозиция произведений русского искусства, которая была проведена С. П. Дягилевым в Париже во время «Осеннего салона» 1906 года. Сергей Павлович Дягилев приехал в Париж и сразу стал работать над этой выставкой. Задуманная им русская выставка должна была охватить русскую живопись и скульптуру за два столетия, она имела целью ознакомить Париж со всей историей русского изобразительного искусства во все века его существования, но особенное внимание Дягилев уделил художникам «Мира искусства», творчество которых, несмотря на широкие задачи выставки, было представлено полно: Баксту, Врубелю, Добужинскому, Коровину, Кузнецову, Ларионову, Малютину, Малявину, Рериху, Сомову, Серову и др. Из старых художников большое внимание было уделено Боровиковскому, Брюллову, Кипренскому, Левицкому и Шубину.

Огромная ретроспектива в Гран-Пале, состоявшая из 750 произведений, простиралась от портретов XVIII века до совсем свежих произведений Явленского, Ларионова и Гончаровой. Как и во всех случаях, Дягилев позаботился о том, чтобы его выставка была более понятна, и выпустил каталог «Русской художественной выставки в Париже», с множеством иллюстраций, с вступительной статьей Александра Бенуа о русском искусстве. Парируя неминуемые упреки в отсутствии большинства ведущих передвижников, Дягилев писал в предисловии к каталогу, что многие имена, некогда знаменитые, теперь утратили славу, кто временно, а кто и навсегда. Реалисты, прошедшие сито дягилевского отбора, красовались в Париже совсем не теми полотнами, что некогда приносили им всероссийскую славу. Характерно, что Репин и Ге были заявлены не тематическими композициями, а лишь портретами.

В то же время внушительно выглядела живопись, тяготеющая к символизму и модерну: около трех десятков работ Врубеля (среди них „Пан", „Царевна-Лебедь" и огромные панно, исполненные для А.В. Морозова), еще больше вещей Сомова, два десятка — Борисова-Мусатова, картины Бенуа, Бакста, Рериха, Добужинского, Кузнецова. В своих отзывах на выставку французская пресса особенно выделяла Врубеля, отмечала и такие современные работы, как пейзажи Явленского и натюрморты Ларионова. Михаил Ларионов вернулся из Парижа окрыленным. Леонид Пастернак в частном письме не без иронии сообщил слова лидера московских авангардистов, что лишь он да Грабарь выглядели достойно.

Но более интересна фраза Ларионова, процитированная Пастернаком: „Даже Моне пропал для людей, понимавших друг друга с полуслова, упоминания этого имени было достаточно, чтобы обозначить не только высшую точку уже признанных достижений французского авангарда, но и, соответственно, предмет вызова для новейшего поколения сокрушителей устоев.

Молодые московские художники, экспоненты Осеннего салона, имели двойное образование. Первое давало Училище, второе — Щукинская галерея. Под ее особенно ощутимым воздействием находились живописцы группы „Бубновый валет", избравшие владельца галереи своим первым почетным членом. Их живопись, действительно, заставляет вспомнить щукинских Сезаннов и Гогенов, но подражанием ее не назовешь.

Прием у „валетов" не копировался, а заострялся под чисто российские интенции. „Курящий солдат" Ларионова (1910-1911 г.) точно повторяет позу сезанновского „курильщика", а „Павлины" (1910 г.) вдохновлены мотивом „Matamoe" Гогена. Вариации „Подсолнухов" Гончаровой (1908-1909 г.) следуют за гогеновскими „Подсолнечниками" и так далее. Но, пользуясь „подсказками" великих постимпрессионистов, московские живописцы хотели бы двигаться дальше, отходя от буквального сходства и интуитивно строя параллельный мир все более автономных форм и красок. Этот мир, заведомо нежелающий быть бесхитростным отражением натуры, отличает стремление приобщиться к стихии примитивизма как попытки пробиться к правде, преодолевая академическую искусственность. Ларионов, Кандинский, Малевич, извлекавшие из народной изобразительной культуры урок постижения глубинной сути вещей, ощущали себя примитивами нового искусства.

«Русская художественная выставка в Париже» в Осеннем салоне имела неслыханный успех – такой успех, что Дягилев тогда же начал подумывать о других русских сезонах, которые могли бы ознакомить Париж вообще со всем русским искусством, а не только с одною живописью. Выставка живописи блестяще удалась, русские художники были поняты и оценены, многие бывшие сотрудники «Мира искусства» были приглашены в члены Осеннего салона.